Тетя Степа. Глава 3
главы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8 , 9, 10 , 11 , 12, 13
Федор взял одну пачку, снял с нее резинку и шустро пересчитал купюры.
- Сто штук по сто долларов в кучке. Если все пачки одинаковые, то тут сто тысяч. Не хухры-мухры бананки!
- Все пересчитай, а то потом эти «чукнутые» не досчитаются доллара, будут на меня думать! – пихая последнюю вытертую вилку в стол, сказала Степанида и неожиданно добавила: «Фальшивомонетчик поганый!»
Потом она уселась за стол и подвинула к себе барсетку. Из четырех кармашков лишь один был пуст. В двух были кредитная карточка “VISA”, дисконтная карточка магазина «Рамстор», единый проездной билет. В третьем, большом, кармашке была карточка сбербанка, карта метрополитена и водительские права на имя Чернышева Андрея Ивановича. Органайзер, похоже, был новым. Записей в нем было совсем немного, телефонов тоже. Все записи шли не по алфавиту, а как обычно делают в ежедневнике, только даты проставлялись вручную. Сейчас был июль, а записи начинались с первой страницы, в верхней части которой было красиво напечатано «январь». Первая запись начиналась с даты 6 июня. Чужой органайзер, чужие дела... Вникать в них Степанида не имела никакого желания и отложила органайзер.
Федор пересчитывал последнюю пачку уже в третий раз. У него все время получалось то на сто долларов больше, то на столько же меньше.
Степанида взяла с пола кейс и водрузила его на стол. Кейс был не очень тяжелый, не больше двух килограммов. Он был серый с округлыми углами толщиной сантиметров 7-10 и размерами по ширине и длине чуть больше обычной папки для бумаг. Когда отпускали ручку, она опускалась в специальные желобки. На ручке с нижней стороны была надпись «safe-case» и какие-то цифры. С правой и с левой стороны от ручки было два замочка со скважинами разной формы.
- А вот и сейф, сказала Степанида Федору, который с победоносным видом отложил, наконец-то, злосчастную последнюю пачку денег.
- Ага, - сказал Федор, повертел кейс, поковырял ногтем замочные скважины, зачем-то подул в них и, оставив его в покое, взялся за барсетку.
Степанида пошла в прихожую, сняла с вешалки для сумок старую тканевую сумку с исправной молнией и, вытащив газету из пачки, хранимой под вешалкой на всякий случай (а в основном для кошачьего туалета, т.к. любимая киска терпеть не могла любые специальные наполнители), вернулась со всем этим добром на кухню. Она завернула кейс в газету, запихнула его в сумку и отнесла сумку в лоджию. Там она разместила весь этот клад в полке для инструментов, впихнув его между дрелью и коробкой со сверлами и болтами и шурупами.
Когда она вернулась на кухню, Федор заворачивал денежные пачки в другую газету, предварительно разорвав ее на несколько кусков. Укутанные в прессу пачки он аккуратно уложил в фирменный бело-голубой пакет магазина «Перекресток» и помахал им перед носом Степаниды:
- И куда это теперь сунуть, чтобы бабушка и твоя дочурка тут же на них не наткнулись? – Федор был совершенно серьезен. Дело в том, что в этом доме специально спрятанные вещи (например, заранее купленный подарок) немедленно обнаруживались. Причем абсолютно ненамеренно. И это при том, что спрятаны вещи бывали в такое место, куда столетиями никто не заглядывал.
- Сунь их в полку с архивами. По-моему, это единственное место, где один вид содержимого полки вызывает у всех в этом доме сильнейшее желание поскорее ее закрыть и никогда туда не заглядывать.
- Так, сколько там времени? – спросил Федор, спрятав деньги поглубже в полку за папки с бумагами. – По-моему, пора позвонить в больницу и этому ... Виктору. А то вдруг из-за этих денег с ним чего-нибудь случится. Я, кстати, тридцать шесть тысяч отдельно завертел. В три газетки. Давай, я пойду к себе и позвоню в больницу, а ты попробуй дозвониться Виктору.
- Хорошо, - согласилась Степанида и взялась за телефонную трубку.
Федор переписал себе номер телефона Виктора и ушел.
Степаниде не пришлось долго дозваниваться до неизвестного Виктора. Трубку на том конце сняли после третьего гудка. В ней раздался ломающийся голос подростка:
- Алло, дядя Чук, где ты?
- Здравствуйте, молодой человек. Я звоню вам как раз по просьбе вашего дяди... Чука. Вы Виктор?
- Да... А где дядя Чук? Что-то случилось?
- Случилось, но не самое худшее. Но мне надо убедиться, что я говорю с тем Виктором, которого имел в виду дядя Чук. Назовите мне его полное имя, отчество и фамилию.
- Чернышов Иван Васильевич.
- Так, а имя его брата, у которого есть права на автомобиль?
- Андрей Иванович... Где мой дядя?! – В голосе Виктора послышались истрические нотки, и Степанида решила не тянуть и сообщить мальчику обо всем.
- Я могу тебе только сказать, что твой дядя сейчас в Боткинской больнице. Он попал в аварию, когда ехал в рейсовом автобусе в Северном Бутово.
- Значит, мне не показалось! Я, точно, его видел!
- Где? Когда?!
- По телевизору только что. Я врубил телик, чтобы заткнуть соседские гаммы. Прям одурел от них! А по телику новости были и как раз показали аварию с автобусом. Там еще допотопная телега какая-то притусовалась.
- «Победа», – машинально вставила Степанида, и вдруг ей послышался в телефонной трубке щелчок. Совершенно непонятно почему, но этот щелчок ей сильно не понравился. Она нажала на рычаг телефона, положила трубку и взяла мобильник племянника. Снова набрала номер и быстро сказала:
- Тебя кто-то прослушивает? Сейчас же поезжай в Боткинскую. Я к тебе подойду в справочной и скажу, что у меня для тебя весточка от дяди Степы. Я по сравнению с тобой старушка. Выходи сразу. Я еду туда прямо сейчас. Все.
Она уложилась в пятнадцать секунд. Зачем все это она проделывала, почему испугалась щелчка в телефоне, Степанида не объяснила бы даже себе. Она позвонила Федору, и тот немедленно вызвался ехать вместе с ней. Было уже полвосьмого вечера, и до Степаниды вдруг дошло, что не очень умно так поздно вызывать ребенка на другой конец Москвы. Ведь она даже не знала, где он живет и сколько ему понадобится времени, чтобы добраться до метро Динамо, рядом с которым была больница. Тем более и приемные часы, наверное, уже закончились.
- Черт, - пробормотала она, надевая кроссовки. Вылезать из джинсов было глупо, времени у них было мало, а путь долгий. – Не успела даже спросить, где он живет. Сколько он будет ехать?
- Полчаса, может, минут сорок, не больше, - уверенно заявил Федор.
- С чего ты взял?
- А компьютером гвозди забивают только машинистки вроде тебя. Я тебе справочников штук десять поставил. А зафигом? Правда, Люська твоя пользуется.
- Я бы тоже пользовалась, но ты же все это зазиповал,* пардон, заархивировал. А я не умею раззиповывать. Так где он живет?
- В Чертаново. Судя по карте, где-то возле метро. А ты, может, волосы как-то пригладишь? А то они у тебя по команде «дыбом» сейчас.
- Некогда. Кому страшно, пусть не смотрят. А так он, глядишь, скорее внимание на меня обратит.
Уже в лифте Степанида рассказала Федору о своих подозрениях насчет щелчка в телефоне и прослушивания квартиры Виктора.
- Тогда ты, Федор, возле больницы делаешь вид, что мы с тобой незнакомы и смотришь, не следит ли кто за Виктором. Я хочу поскорее отделаться от этих денег и не хочу, чтобы мальчик пострадал.
- Заметано.
Они вышли из лифта и подошли к злосчастной автобусной остановке.
- Эй, шеф! – заорал вдруг Федор.
От внезапного и совершенно дикого крика Степанида чуть не упала на месте. Но Федор уже тянул ее в припаркованную волгу. Забравшись в машину бомбиста, Федор вдруг заговорил самым изысканным языком:
- Не могли бы вы, уважаемый, доставить нас в городскую больницу имени выдающегося нейрохирурга Боткина? Нам было бы чрезвычайно приятно оказаться там чрез полчаса, что, конечно, невозможно.
- Я тебе, Федька, как-нибудь на старте язык перееду и маршрут пройду спокойно. Как я понимаю, ты не родню спешишь проведать?
*zip – компьютерная программа свертывания и архивирования информации.
- Да нет, знакомый туда сегодня загремел. Надо выяснить, что с ним, чего надо подбросить. Ложки, тарелки и т.п. А то скальпелисты там мировые, а ложек больным не подают. Ты давай шуруй. Беседы потом будем разговаривать. Нас там еще один человек ждать будет. Как бы нам не разминуться. И счет выпиши – я сегодня по счетам плачу. Деньги чужие, не урезаюсь.
- Степанида Петровна, вы меня не узнаете? Я Алексей, которого вы этой зимой спустили с большой горки.
- А, - обрадовалась Степанида, - А я-то думаю, откуда я тебя знаю. А ты вроде бы работал где-то. Не бомбил. А теперь что?
- А теперь иногда бомблю, потому что у меня двойня родилась. Горячее времечко наступило. А фирма моя стала совсем правильной, даже с профсоюзом. Платят стабильно, стаж идет, больничные принимают. Но и премиальные по правилам. Так что моих законных тысяч мне теперь в два раза меньше, чем надо. Но детки радуют!
С Алексеем Степанида познакомилась прошлой зимой при обстоятельствах, обычных для московской зимы, но комичных. В их микрорайоне случилось рукотворное чудо: кошмарный, заваленный строительной арматурой, ржавыми останками автомобилей и прочим мусором овраг, по которому горестно ручьилась речка Битца, превратили в прекрасно спланированный парк. Конечно, больших деревьев там осталось совсем мало, но была надежда на молодые посадки. А пока крутые склоны глубокого парка в овраге служили великолепными горками для юных и зрелых саночников, а также для начинающих экстремалов.
Во все времена для спуска с ледяных горок использовались самые разные предметы – от тривиальных фанерок-картонок, собственных коленок и «мадам сижу» до санок, снегокатов, кругов и ванночек. Экстремалам, особенно если они дружны и не могут разлучаться даже на горке, нужны иные средства спуска. Представьте себе шесть-десять человек обоего пола, которые держат за края, подняв над головой, развернутый кусок линолеума размером три на четыре метра и на маршевый счет молча вбегают в гору. После чего этот линолеумный ковер-самокат кладется на краю спуска. Участники заезда встают по трем сторонам, удерживая линолеум от самопроизвольного спуска. Затем на счет «три» они мгновенно вспрыгивают на свой ковер либо сидя (высший пилотаж – стоя), либо как сумеют и несутся вниз в полном восторге.
Вот на таком оригинальном снегокате по вине тети Степы однажды оказался вполне зрелый двадцатишестилетний Алексей, который решил сократить себе дорогу к спортзалу и пройти напрямую через парк.
Степанида, которая уже сократила себе дорогу с противоположной стороны бывшего оврага, стояла на самом верху и смотрела на экстремалов, собиравшихся начать очередной спуск в непосредственной близости от пешеходной дорожки. Она впервые увидела такое зрелище и пялилась на ребят разинув рот. Было довольно морозно, и Степанида изредка перебирала ногами, чтобы не замерзнуть. Во время очередного такого перебора она поскользнулась, правая нога резко выдвинулась вправо прямо под ноги Алексею. Он как раз ступил на пешеходную дорожку. И сразу получил подножку. В результате на дорожку он взбежал, причем как раз на громкий счет «три». Он врезался в экстремалов, завалил их как кегли на линолеум и вместе с ними резво спустился вниз. Пережитое ему понравилось. Он спустился еще три раза, опоздал на тренировку и в – качестве искупления вины - привел в секцию ушу еще трех учеников из числа экстремалов.
Степанида же в тот момент чувствовала себя страшно виноватой и была одержима идеей убедиться, что никто не пострадал, ничего себе не сломал и вообще все живы. Поэтому она в прямом смысле скатилась вслед за экстремалами вниз, выхватив у какого-то ребенка санки. Этими санками она чуть не переехала голову все тому же Алексею. Со стороны могло показаться, что она его преследует с явно не доброй целью. Но когда она начала кидаться поочередно на каждого экстремала и выяснять, не ранен ли он, все встало на свои места.
Среди экстремалов была девочка, которая в свободное от экстремального образа жизни после школы вынуждена была ходить на английский к Степаниде. Степанида в зимних сумерках ее не узнала, а она Степаниду узнала сразу. Именно она объяснила потом Алексею, кто столь радикально включил его в сборную экстремалов. Когда Степанида вцепилась в девочку, та отряхиваясь ответила:
- Да, все в порядке, Степанида Петровна. Вы нам в другой раз лучше девчонок подбросьте, а то одни мены* тут!
Тут только Степанида узнала свою ученицу и почему-то сразу успокоилась. Тем временем ребенок, хозяин позаимствованных Степанидой санок, молча наблюдал за всем происходящим. А потом подал идею, приправленную шантажом:
- А давайте я в центре на санках, вы по краям и спустимся круто! А то скажу, что вы мои санки сперли.
- Достойную смену в центр событий! – заржали экстремалы, обрадованные новым вариантом спуска. И снова начали процесс подъема на гору.
Успокоившаяся Степанида пошла, наконец, домой, где ее уже давным-давно ожидали дочка и мать. На вопрос, где она так застряла, Степанида честно ответила: «С горки каталась». Родные, кстати, не удивились. Во-первых, дочка с самого рождения знала, что мама не только может объяснить, как играют в ту или иную игру, но и сама охотно поиграет с дочкой, а также с дочкиными подружками. В свое время Степанида играла с племянником, учила его лазить по деревьям, свистеть и грамотно мастерить взрыв-пакет. Грамотно – значит, что веревочка, выполняющая роль бикфордова шнура должна быть раз в двадцать длиннее полуметра, а сами эксперименты и пробные взрывы должны происходить не на кухне у товарища или на своей, а где-нибудь на полянке, еще лучше на пустыре. Главное, чтобы подальше от родноймамы и темболее
- men – мужчины (англ)
бабушки. Свистеть племянник так и не научился, что до сих пор огорчает Степаниду. Благодаря Степаниде племянник благополучно прошел все этапы практического внешкольного применения знаний по химии и физике, получаемых в школе.
Другими словами, в свои пятьдесят лет Степанида отлично помнила, что может интересовать человека в детстве, отрочестве и юности. Зрелость же, похоже, ей не грозила занудством, замордованностью и скукой. Наверное, именно поэтому окружающие и не догадывались об ее истинном возрасте. К тому же и фигура у нее не слишком округлилась и оставалась вполне приличной. А 13-летняя дочь заставляла думать, что мать у такой девочки достаточно молода. Так что родным катание Степаниды с горок совсем не показалось чем-то странным. Удивило только время выбранное для этой зимней забавы и экипировка – «парадное» зимнее полупальто.
***
Водителем Алексей был великолепным: плавность и абсолютное спокойствие в сочетании с мгновенной реакцией на нестандартную ситуацию. Москву он знал превосходно. Именно поэтому они не попали ни в одну пробку и уже через сорок минут были на стоянке возле главного входа в больницу.
На территорию Степанида с Федором прорвались вместе с въезжавшей скорой. Федор сразу притормозил, чтобы «поправить кроссовку». Степанида независимо рванула под арку, где на скамейках еще сидели больные с навещающими их родными, и быстро зашагала вперед.
- Тетя Степа... – вдруг раздалось неуверенно и тихо позади нее. Степанида развернулась на полном ходу, будто наткнулась на препятствие, и увидела шагнувшего от стены больничного корпуса высокого мальчишку лет пятнадцати. Она схватила его за руку и потащила обратно, к скамейкам под аркой.
Сев на пустую скамейку и оказавшись лицом к лицу к бронзовому Боткину, Степанида сразу достала записку, вручила ее Виктору и стала ждать, когда он ее прочитает.
Неспешно оглядывая сидевших на других скамейках людей, поглощенных собственными разговорами, она вдруг заметила Федора, который шел откуда-то из глубины больничной территории. Проходя мимо Степаниды, он стал на ходу доставать из кармана записную книжку и, уронив прямо к ногам Степаниды бумажку, продолжил свой путь. Степанида тут же открыла свою сумочку, достала расческу и тоже уронила ее вместе с зацепившимся носовым платком. Подняла она их вместе с бумажкой Федора. «Барашка пасут. Амбар ждет прямо у проходной. Спартак кашне и зелень на ногах».
- Тьфу! – в сердцах плюнула Степанида. Она подсунула записку Виктору, который в ступоре невидящими глазами смотрел на записку своего дяди. Степанида подумала, что если ему удалось еще и увидеть своего дядю в палате, то состояние мальчика можно было понять. Записка Федора и чувствительный тычок Степаниды в бок вывели его из ступора.
- Это кто писал? – спросил он.
- Мой племянник Федор. Если Алексей узнает, что его машину назвали амбаром, то он нас просто переедет.
- Я понял, что мне сейчас домой нельзя?
- Да уж, давай в «амбар» рванем. Это светло-серая волга последней советской модели. Кстати, меня зовут Степанида Петровна. Пошли, Витя.
Они встали со скамейки и неторопливо пошли к проходной. Открыв дверь проходной, они шагнули буквально в дверцу волги, которую им любезно распахивал Федор. Виктор мгновенно согнулся и нырнул в машину. Степанида юркнула вслед за ним. Волга тронулась с места одновременно с каким-то жигуленком, в котором сидела семья с детьми. Они уже сворачивали на Ленинградское шоссе, когда Виктор, глядевший в заднее окно, увидел две фигуры, выскочившие из проходной: одна в красно-белой футболке, а вторая в зеленых брюках. Вслед за их волгой уже ехали еще две машины, и вряд ли преследователи Виктора сообразили, на какой именно он уехал.
- А я их в приемном покое видел, - сказал Виктор, который тоже смотрел в заднее окно и сообразил, кого имел в виду Федор в своей записке. – Справочная была уже закрыта. Я влез в приемный покой и зарыдал, что дядьку хочу видеть, хочу знать, что он жив. Мне сказали, что его уже на операцию свозили, что он после наркоза и сейчас в реанимации, а туда никого не пускают. Мне только его документы отдали и сказали звонить через день. Может, его переведут в реабилитационную палату... Хорошо, что паспорт свой взял. Только месяц назад его получил. Мы куда едем?
- В Северное Бутово. Мы там живем. И ты поживешь пока у Федора. Он сейчас один: мама уехала в санаторий неделю назад. Мы живем в одном подъезде, только на разных этажах.
- А откуда вы дядю Чука знаете?
- Я его вообще не знаю. Меня сегодня на него в автобусе уронили. В том самом автобусе. Я, наверное, вслух подумала, что «вечно Степаниду на чужих дядек бросает», а твой дядя тут же сделал глубокие выводы, что именно такие Степаниды заслуживают его полного доверия. Видать ему крышу тоже здорово задело, раз он меня в нотариусы записал.
- Так вы совсем незнакомы?! – совершенно ошалел мальчик. – А как же ? ...
- Как можно быстрее, - отрезала Степанида. –Ты знаешь телефоны всех этих Филимоновых и как их там... ну, неважно? Чтобы сразу с ними связаться...
- Всю зелень сдать и развязаться, - докончил Федор. – Уже десять вечера. Еще не поздно позвонить и порадовать народ своевременной прибылью. Эй, ты чего молчишь? О, уже приехали.
Федор выбрался из машины и огляделся вокруг. Машины проезжали мимо них, ни одна не останавливалась и даже не сворачивала к ближайшим домам. Ничего подозрительного он не увидел и кивнул Степаниде и Виктору, чтобы выходили из машины. Потом он достал пятисотрублевую купюру* и отдал ее Алексею:
- Ты не сильно далеко езди сегодня, мы у тебя уже три часа сегодня отняли.
- Я только в прибыли. Мне за такие деньги иногда и больше времени бомбить надо. Так что всегда рад богатенького Буратино покатать. До встречи! До свидания Степанида Петровна! Пока, парень!
- Пока! Привет семье!
Северное Бутово – это своего рода городок в мегаполисе по имени Москва. Начинаясь сразу за МКАД, с трех оставшихся сторон этот столичный район окружен лесами, в том числе охраняемыми. Битцевский лесопарк с усадебным парком Института природы и уникальные посадки Всероссийского института лекарственных растений – это замечательные места столицы. Леса подковой охватывают Северное Бутово, придавая ему компактность. Эта компактность содействует быстрому обрастанию знакомствами, как в большой деревне. Хотя и не знаешь по имени, но лица знакомые. Если Степанида познакомилась с Алексеем совершенно случайно и всего полгода назад, то Федор, как оказалось, знал Алексея уже три года. Более того, Алексей был инструктором в клубе у Федора.
Федор, окончивший техникум по специальности «радиоаппаратостроение», проработал по профилю ровно девять месяцев в закрытом институте. После того, как нищенская зарплата стала задерживаться где-то по пути к его родному институту на все большие сроки, он решил покончить с работой в научном «ящике». За этот интересный срок он приобрел взрослых друзей среди научных сотрудников лаборатории, где атмосфера располагала ко всему: от дружных застолий до знакомства с лучшей современной литературой, _________________________________________________*в 2002 г. это были деньги значительные.
эзотерическими учениями и до занятий восточными единоборствами. То есть полный набор увлечений научной интеллигенции конца восьмидесятых – девяностых годов прошлого века.
Слабо и сильно пьющие, а также спортивно-ориентированные интеллектуалы радостно накинулись на молодое пополнение и в один голос стали учить его мудрости жизни и доказывать, в том числе и на собственном примере, вред пьянства и пользу освоения философского наследия и восточных единоборств в их взаимосвязи.
В итоге, покинув стены первого места работы, Федор не растерял дружеских связей со своими старшими коллегами, продолжал заниматься таэквон до, а также осваивать философское наследие Рерихов, Блаватской, Кастанеды (а как же без него?), параллельно открывая для себя Платона, Гегеля, Фейербаха и Сковороду. Произведения классических авторов ему искать не приходилось. Почти все имелось в прекрасных библиотеках деда и матери.
Глядя на народные метания в годы перестройки, Федор попытался стать богатым. Он попробовал работать в брокерской конторе. В свои девятнадцать лет понял, что богатым он стать сможет. Если откажется иметь друзей и научится предавать и продавать на сторону и вообще использовать принадлежность к брокерской конторе как пропуск на официальные торговые площадки и к информации для работы на себя. Этот вариант показался ему жутко неинтересным, и он временно пристроился барменом в ночной клуб-казино. Работа была вполне денежная и, как ни странно, предоставляла пару часов свободного служебного времени, когда весьма специфическая публика этого ночного заведения могла наслаждаться зрелищем симпатичного бармена с томиком Гегеля или Рериха. И эти томики использовались отнюдь не в качестве подставки под кружку пива. Кстати, сменщиком у Федора был такой же читающий оригинал. Только его интересовали труды по археологии. Однако виделись они только на пересменке и более глубокого знакомства у них не сложилось.
Потом казино поменяло хозяина, а, значит, и штат. Наглядевшись на изнанку жизни, Федор поработал на складе, где неплохо освоил экономическую сторону складского хозяйства и специальность грузчика.
Как раз в это время театр знаменитого Васильева, располагавшийся в подвалах дома на Арбате, в котором жил Федор с матерью, решил расшириться вверх. Для этого надо было расселить огромные коммуналки. В результате матери Федора были предложены три варианта двухкомнатных квартир: одна на Веерной улице (пятый этаж, без лифта и смежные комнатки), квартира в центре, на Кутузовском проспекте (!) ... на первом этаже, все окна на проспект (комплект противогазов и бирушей не прилагался) и, наконец, новая квартира в новом доме в новом же районе Москвы. Ознакомившись с двумя первыми вариантами, сестра Степаниды поняла, что их предложили только для того, чтобы она согласилась на третий. Так Федор с матерью оказались в Северном Бутово.
Вскоре там открылся спортивный комплекс, постепенно превратившийся в Центр единоборств. В нем работали секции каратэ, таэквон до, ушу, бокса и аэробики.
Федор решил ознакомиться с центром, а заодно приобщить к спорту двоюродную сестренку, дочь Степаниды. Степанида к этому времени уже оказалась в одном доме с сестрой и Федором в результате обмена квартиры на первом этаже хрущебы на проспекте Вернадского. Случай предложил квартиру не только в том же доме, но даже и в одном подъезде. Дочке исполнилось уже пять лет, и старший брат считал, что ей, как и всем девочкам, занятия боевыми искусствами даже более полезны, чем мальчикам.
Через полгода занятий Федору предложили учиться на инструктора, но при условии, что он перейдет на постоянную работу в Центр единоборств. Сначала на должность администратора с зарплатой в пять раз меньшей, чем он получал на складе. Зато сестра занимается бесплатно. Федор с мамой решили, что дело того стоит, а пару лет можно перебиться на символическую зарплату администратора. Мама ведь тоже что-то зарабатывала. А склад – это не перспектива.
Уже через год Федор сдал на квалификацию и стал инструктором, потом стал чемпионом в первенстве по ушу, а потом возглавил созданный им клуб в составе своей федерации и теперь уже пятый год обучает в основном детей. Вот в этом клубе и состоялось знакомство Федора с Алексеем.
Некоммерческие виды спорта хороши как раз тем, что зачастую там не делаются большие деньги на соревнованиях. Различные первенства и турниры проводят лишь для того, чтобы показать свои достижения. Борьба достаточно честная. Поэтому тут возможна не только дружба между ребятами в одном клубе, но и дружба клубов. Именно это и привлекает в федерацию тренеров типа Федора. Теперь уже старший тренер федерации Федор не теряет старых друзей и приобретает новых. В том числе и потому, что старается никогда не использовать друзей из корыстных соображений. Алексей пришел в клуб к Федору после армии и через два года стал старшим учеником, а потом и инструктором. И он ни за что бы не взял деньги, если взялся помочь по дружбе. Но Федор сразу предупредил его, что оплатит Алексею эту поездку в больницу, так как решает чужие дела.
Степанида, Федор и по-прежнему молчащий Виктор вошли в подъезд, дождались лифта и поднялись в квартиру Степаниды. Включив свет в прихожей, Степанида взглянула на мальчика, которого толком до сих пор еще и не разглядела, хотя июльский вечер светел почти до одиннадцати вечера. Она увидела перед собой очень высокого мальчика с крепкой развитой фигурой, приятным лицом, модной –короткой стрижкой и ... с глубоким отчаянием, прятавшимся в глубине серых глаз на совсем еще детском лице.
- Иди на кухню и сядь, мягко сказала она. – Все не так плохо. Твой дядя жив. Федор говорит, что перелом ноги, вероятно, не слишком сложный. А что там с шеей, Федя? Что-нибудь врачиха говорила?
- Да ничего с шеей. Гипсовый воротник ему прицепили, чтобы лучше ключицу зафиксировать и плечо. Я так понял. И вообще он шевелился. Так что максимум через месяц уже бегать будет.
Степанида тем временем быстро кинула на сковородку остаток сосисок и разбила в них последние яйца. «Господи, и как прокормить таких двух мужиков? Какое счастье, что у меня девчонка!» – подумала она. Федор тем временем залез в холодильник и радостно завопил:
- Да тут еще колбаска в носочках!
Молчавший до тех пор Виктор среагировал на «колбасу в носочках» и повернув голову тоже заглянул в холодильник. Там на верхней полке лежал батон колбасы, а на ней целлофановый пакет с мужскими носками. Выкладывая вещи из чужого пакета, Степанида машинально сунула скоропортящийся продукт в холодильник и, очевидно, столь же машинально накрыла их носочками. По принадлежности, так сказать. Все это чужое, а чужое как-то надо обозначить. Чтобы никто не съел чужого. Тем более, что Федор после уничтожения своих припасов мог запросто переключиться на теткины, лишь бы не тащиться в магазин и не готовить. Тем более сейчас матери дома не было. В магазине, конечно, тоже есть колбаса, но магазин на первом этаже. Это же из дома надо выйти да еще целых двадцать метров до магазина переться. А теткин холодильник гораздо ближе. К тому же высок шанс попасть на бабушкины пирожки. Конечно, его может опередить любимая сестричка Люська, большая любительница докторской и одесской колбаски. Это случается. Но не так уж часто.
- Это, наверное, твой дядя купил, - сказала Степанида, - Там в сумке все это было. Еще батон хлеба, барсетка, записка и конверт.
- Да, он звонил и сказал мне, что заедет и занесет колбасу, хлеб и ... носки, - заговорил, наконец, Виктор. - У меня они кончились.
- Как это кончились? – удивилась Степанида. – 0ни что, бумажные что ли?
- Да нет, все протерлись. Я их выбрасываю, когда протрутся... А колбасу он мне всегда на всякий случай закидывает в холодильник. Я не особенно ею увлечен, но на завтрак это проще всего.
- Слушай, Витя, а женщин у вас в доме нет? – осторожно спросила Степанида, - Извини, если это нескромный вопрос.
- Да нет. Алевтина, это жена одного нашего соседа по дому, каждый день приходит в полдень и готовит обед и ужин. Она приносит основные продукты, а всякие тяжести покупаем я и дядя. Картошку, капусту, сахар, молоко, овощи, хлеб, масло. Еще соки, муку, крупу там всякую. Я в этом уже неплохо разбираюсь. А мама у меня археолог, и я ее полгода не вижу. К тому же отец... он живет в другом городе. И вообще не в России. Они развелись давно. Я даже не помню когда. Вобщем я живу, по сути, с дядей Ваней ...ну, с Чуком. Они с братом, дядей Андреем, с четырех лет играли в Чука и Гека. Так всю жизнь их все и зовут. И они друг друга тоже. У дяди Чука есть своя квартира, но большую часть времени живет со мной. Его жена тоже археолог и работает вместе с моей мамой. А Алевтина вчера уехала в Ростов-на-Дону. У нее там сестра сильно заболела, вот она и поехала помочь ей, с детьми ее сидеть. И неизвестно, когда теперь вернется. Да все в порядке. Давайте колбасу.
- Так. Все разговоры потом. Быстро за стол, ешьте и будем звонить, кому не поздно, - решительно потребовала Степанида.
В результате звонков выяснилось, что Филимоновы и Коганы в Москве отсутствуют. В пятницу все выехали за город.
- - Это даже к лучшему, - сказал Виктор. – Сразу обоим можно деньги передать. У них дачи рядом. В Берёзках. Это по Ленинградскому шоссе или по железной дороге. По ней даже ближе. Я завтра поеду и отдам им деньги. Они обрадуются.
- - Ясно, не заплачут! Я с тобой поеду на это посмотреть.
- - Да нет, вы не знаете. Они ведь давали деньги навсегда. Шанс, что их смогут вернуть был нулевой. А у них эти деньги хоть и не последние, но лишними, точно, не были. Их не связывает никакой общий бизнес ни с дядей Чуком, ни друг с другом. Они просто хорошие люди. Дядя Гек у нас ботаник. В том смысле, что меряет всех по себе. Соображает он здорово, и идеи по организации любого дела выдает гениальные. Ну вот его и подставили два года назад. Он все продал, что у него было, и собрал деньги на расчеты по всем договорам своей фирмы. Больше всего он боялся, что работники в его фирме подумают, что он вор. А он подал в отставку, сдал все дела и приехал к Чуку на дачу в Березки. У него даже квартиры не осталось – он прописался в шестиметровой кладовке у одного своего приятеля-дворника. Тот большой чудак, но друг настоящий. Ну вот, приехал он к Чуку, рассказал обо всем и впал в инфаркт. И инфаркт с ним случился какой-то особенный. Чук кинулся к Когану. Когана на самом деле зовут Коганев Илья Петрович, но со школы все его звали Коганом, не знаю, почему. Так этот Коган – он известный кардиолог. В университете лекции читает. Он сразу Гека повез в свою клинику, а там стало ясно, что Гека надо будет потом оперировать. Когда его в себя привели, сказали, что надо будет его в Германию везти, потому что там есть спец, который такое оперирует. Но очень дорого: пятьдесят тысяч долларов. Коган сразу сказал, что этого спеца знает лично и с ним свяжется. Немец этот как раз готовился проводить сотую операцию, а тут от Когана клиент. В общем под всю эту шумиху операция подешевела на десять тысяч. Чук в тот момент наскреб у себя только двадцать тысяч наличными, времени-то было очень мало на сборы. Тут ему Коган позвонил и сказал, что он аванс уже заплатил и Филимоновы в этом поучаствовали, так что есть шанс, что успеют Гека спасти. В общем, Гека быстренько к немцам переправили, там его прооперировали, еще полтора месяца у себя наблюдали. Теперь он в санатории в России и через месяц вернется. А дядя Чук за это время с одним своим приятелем ментом раскопал всю изнанку дела. Нашли они того, кто Гека подставил. Это стало возможно, потому что честный Гек вел все дела максимально по закону, все бумаги и документы дублировал. И сотрудники к нему лояльны. Вчера Чук сказал, что ему на счета по решению суда перевели кучу денег. Чук по доверенности брата там распоряжается. Так что все теперь хоккей. Он даже квартиру купил и оформил на Гека в том самом доме, где он у своего приятеля дворника прописался. Он еще говорил, что деньги надо побыстрее людям отдать, вроде, они там кстати будут. Он хотел потом мне все дома рассказать подробно. Так что я хочу завтра прямо с утра поехать. Хорошо, что вы тоже поедете. Мне одному как-то не очень... Но что дядя делал в автобусе? У него же машина...
Федор и Степанида слушали рассказ затаив дыхание, причем Федор еще и раскрыв рот. Виктор, еще не оправился от обрушившихся на него событий. Это было видно по тому, как он говорил. Речь его была совершенно лишена эмоций и текла монотонно. Тетка с племянником боялись перебивать Виктора, чтобы тот не сбился. В наступившей тишине Федор вдруг клацнул зубами и сказал:
- Ага. Не хухры-мухры бананка. Интересно, а в кого тот мужик из автомата метил? Не в твоего ли дядю Чука? Теперь ясно, почему он не велел тебе к нему в палату лезть. А ты там на весь приемный покой вещал, что желаешь его тело зреть.
- Зачем тело? Мне лицо увидеть, что живой...
- Ну успеешь еще, полицезреешь. А вот Степаниде можно в палату. Ей он не запрещал. Значит, завтра тетя Степа к дяде Чуку, а мы с тобой к хорошим людям с гран мерси от Чука. А сейчас давай поднимайся и пойдем ко мне. Спать охота, а я еще работу не доделал. Часика на три зависну на компе*, а ты в душ и в койку. Тетка, пока!
- До свиданья, ... тетя Степа, - сказал Виктор и густо покраснел. – Я не знаю... я забыл, как Вас зовут...
- Тетя Степа. Спокойной ночи.
Оставшись одна, Степанида приняла душ и залезла в кровать. Уже пару часов это было самым сильным ее желанием – лечь в кровать. Пришлось, однако, встать и выпить анальгин, потому что сразу, как только она легла, у нее заболело буквально все. Через два часа ей все же удалось заснуть и, слава богу, обошлось без сновидений на тему дня.
Проснулась она, как всегда, в шесть утра. Какие-то внутренние часы отстукивали подъем ровно в шесть и будили ее уже лет двадцать. До этого были обычные будильники, терзавшие слух и прямо с утра взывавшие к чувству долга. Это были кошмарные пробуждения из чувства долга. Другое дело внутренние часы. Открываешь глаза и сразу понятно, что проснулась и готова добровольно вставать и начинать новый день.
Степанида сразу вспомнила, что ребята собрались ехать за город, а значит, надо побыстрее сделать завтрак и чтобы еды было побольше. Однако холодильник пуст почти. Огрызок сухого сыра и полбатона колбасы. Ну что ж, макароны с тертым сыром неизвестной породы и бутерброды с колбасой, кофе и чай. Этого должно хватить. Другого все равно ничего нет. И денег тоже.
Только она расставила тарелки, как скрипнула входная дверь и в квартире появились Федор с Виктором. Оба производили впечатление людей, спящих на ходу. Похоже, у Федора, который ненавидел рано вставать, тем более так рано – в семь часов, - появился приятель, для которого ранний подъем тоже был великим подвигом. Но еду эти сомнамбулы нашли безошибочно. И по мере наполнения желудков они превращались в проснувшихся людей. Две чашки кофе окончательно вырвали их из мира грез.
- Федя, доставай деньги. Кстати, вам ведь надо еще обменять тысячу долларов. Там какие-то взносы надо платить... или они в долларах? И еду надо купить. У меня до пятого числа ни гроша, а вы все съестное уже стрескали. У тебя, Федор, какие денежки припрятаны? Гони!
- Никаких, даже родных. А деньги мы в момент поменяем. Есть тут один пунктик, он с восьми утра, уж тыщу, небось, с утра сумеют зачейнджить, - допивая кофе сказал Федор. – Давай, Витя, считай бабки и пойдем делать российские деньги.
- А заодно, на обратном пути, в Перекрестке купите колбасы, какие-нибудь заморозки, картошку, капусту, масло и хлеб. За остальным я сама потом схожу. И торопитесь, а то к ночи не доедете в эти Березки. Ага, тебе, Витя, дядя велел еще проездной купить. Так что вперед!
Быстро помыв посуду, Степанида уставила стол косметикой и занялась своим лицом. Всю жизнь она была совершенно равнодушна к занятиям макияжем – этим видом декоративно-прикладного искусства. В молодые годы без косметики она выглядела гораздо интереснее и лишь иногда слегка подводила глаза. Кроме того, дешевая косметика в те годы была настолько ужасна, что строительная побелка выглядела качественнее в несколько раз. Дорогая косметика была ей совершенно недоступна по причине отсутствия денег на нее. Однако ближе к сорока годам стало ясно, что лицо все же требует ухода и затрат. К этому времени относительно дешевая косметика достигла вполне приличного качества, и ее уже можно было накладывать даже как дневной макияж. Дорогую пудру и тени Степанида по-прежнему не очень признавала, т.к., получив их несколько раз в подарок, она пришла к выводу, что они не сильно отличаются от более дешевых (зачастую только красивой упаковкой, которую на лице, конечно, было бы видно, но Степанида работала не клоунессой). Более того, на дорогущую пудру Givenchy у нее случилась жуткая аллергия. Решив, что она слишком благородна и утонченна для дорогих косметических средств, Степанида вернулась к испытанному набору для украшения своего фасада.
Она как раз оглядывала в зеркало результат своих покрасочных работ, когда в квартиру ввалились Федор и Виктор с немыслимым количеством пакетов и двумя новыми джинсовыми рюкзаками, тоже чем-то набитыми. Зная привычку племянника показывать товар лицом, она бросилась к столу и в последнюю секунду спасла свою косметику от сумок, которые Федор, а по его примеру и Виктор обрушили на стол не глядя.
- Вы сразу на всю тысячу долларов отоварились с учетом долгой коварной зимы? – спросила слегка оторопевшая Степанида.
- Не-а, на неделю, чтобы тебе каждый день не дергаться из-за нас. Еще ведь Милка с бабушкой прибудут завтра. Сосед по даче сегодня утром мне звонил и передал, – Сообщил Федор.
- Ну да, - согласилась Степанида. – Я совсем забыла, что это они урожденные Гаргантюа, а ты у нас скромный шаолиньский мальчик на монастырской диете.
- А я много ем, - простодушно сказал Виктор, который сегодня выглядел уже не так потерянно, как вчера, когда он внезапно оказался под опекой у совершенно чужой тетки, которую, как выяснилось, не знал и любимый дядя Чук.
- Шаолиньские мальчики тоже, - успокоил его Федор. – А потратили мы всего три сотни. Купили кое-чего в больницу твоему Чуку... Вить, глянь, где эти пакеты. Их надо сразу тетке в руки дать, чтоб она опять чего-нибудь не то не прихватила.- Степанида попыталась треснуть любимого племянника тем, что было в руке –батоном хлеба, но шустрый Федор увернулся. - Еще купили себе в дорогу сухой паек с пивом и водой...
- И упаковкой в виде джинсовых рюкзаков, - съехидничала Степанида.
- Я пиво не пью! – испуганно сказал Виктор, - Я только воду...
- А остальное – это всякие мясо- и морепродукты, полуфабрикаты, сыр, творог, сметана, масло и всякие овощи-фрукты с рынка. Ща распихаем все эти рыбки-бананки по холодильникам, и тебе даже не надо будет завтрак нам делать. Сами справимся. Остаток денег я кидаю в твою супницу...
Глаза Виктора заблестели.
- А у нас они в масленке лежат. Здоровенная такая масленка с коровой на крышке. Ее и без масла не поднять.
Ребята быстро рассортировали гору продуктов, взяли три больших пакета с продуктами, которые не поместились в холодильнике у Степаниды, и понесли их к Федору. Потом они собрались ехать прямо в Березки. Время уже поджимало, и опаздывать на электричку не хотелось.
Степанида, оставив в пакетах только соки, йогурты и диетический творог, тщательно закрыла квартиру и отправилась в больницу.
Путь через весь город до станции метро «Динамо» был хорош только тем, что сорок минут в метро можно было спокойно читать «Чужака». Совершенно новый для Степаниды автор Макс Фрай почему-то сразу пришелся ей по вкусу. Хотя всю жизнь она была в отношении литературы всеядной и могла читать одновременно несколько разных книг (дома, в транспорте, в очереди) от фантастики и детективов до серьезных авторов и эзотерики, но в последнее время появилось слишком много новых имен и теперь приходилось отбирать из моря откровенно слабой литературы, чтобы выбрать по вкусу. «Чужака» ей подсунул любимый племянник, и этот чужак со своими лабиринтами Ехо оказался ей совсем не чужим.
Именно с этим солнечно оранжевым толстым и довольно тяжелым томом Степанида скоротала дорогу и, только поднимаясь с сиденья в вагоне на выход обратила, наконец, внимание, что на ее плече буквально всю дорогу висела чья-то челюсть. Эта челюсть громко клацнула, когда вставая Степанида двинула по ней плечом. Челюсть принадлежала милиционеру, мужчине лет 35, среднего роста с приятным лицом, на котором в тот момент было выражение глубокого разочарования.
- Извините! – хором произнесли Степанида и хозяин челюсти.
- Извините,- еще раз сказал милиционер, - Степанида Петровна, не скажете, как книга называется?
- «Чужак» Макса Фрая, - машинально ответила Степанида, на ходу соображая, кто этот мужик и откуда он ее знает.
В этот раз ей не удалось придумать никаких глупых вариантов, типа «за мной следят», «мои мозги отлучались, когда кто-то мне его представил», «он из нашего паспортного стола» и т.п.
- Вы занимаетесь с моим сыном английским. Я приводил его к вам прошлой осенью. Я Алексей Иванович Прибылов. Что-то совсем новенькое читаете. Я даже забыл сразу с вами поздороваться, так увлекся чтением.
- Это вы меня извините. Я, наверное, слишком рассеянная. И тоже зачиталась. Еду в больницу навестить знакомого.
- Я тоже в больницу. Боткинскую. Но мне надо свидетеля расспросить. Вы слышали об аварии у вашего дома?
Что удержало Степаниду от немедленного и чистосердечного признания в своем непосредственном участии в этой истории, неизвестно. Может быть, то, что они как раз вошли на территорию больницы, и Прибылов сразу заторопился. Он извинился и поспешил к относительно новому корпусу в глубине территории больницы.
Степаниде особенно бежать было незачем, и она спокойно пошла к корпусу, в котором располагалась справочная. Там ее ждало разочарование. Доброжелательная пожилая дежурная в окошке справочной сообщила ей, что больному сделаны две операции, связанные с переломами ноги и предплечья, что у него небольшое сотрясение мозга, но состояние вполне удовлетворительное. Тем не менее, увидеть его еще нельзя, т.к. он в послеоперационной палате, а оттуда его сразу переведут в другую больницу. Так что надо звонить и узнавать. С большим трудом Степаниде удалось уговорить дежурную передать хотя бы записку, чтобы больной не волновался за ребенка и знал, что все пока в порядке.
Обратный путь домой был столь же приятен, поскольку проходил опять в компании «Чужака». Новое погружение в лабиринты Еха вслед за Максом Фраем опять сделало свое дело, превратив сорокаминутную нудно утомительную поездку в мгновенно пролетевшее завораживающее путешествие в чужой, но не чуждый мир, и Степанида с сожалением оторвалась от книги на конечной станции.
Выйдя на поверхность, она вновь окунулась в жару яркого солнечного дня и загадала: «Если сразу подойдет автобус, еду домой, а если нет, то дойду до рынка». Против обыкновения, автобуса ждать не пришлось - он уже был на полпути от предыдущей остановки, прекрасно видной от метро. Через пятнадцать минут она вышла на той злосчастной остановке возле своего дома. Сегодня здесь уже ничто не напоминало о событиях вчерашнего дня.
Прикинув, что ближайшие четыре часа она может спокойно проваляться на диване с любимой оранжевой книгой, Степанида решила не упускать такой возможности. Но сначала она зашла в магазин, расположившийся на первом этаже ее дома, купила мороженое, минеральную воду, бананы и семечки. Теперь у нее было абсолютно все самое необходимое для вожделенного погружения в иллюзорные миры литературы. Хотя кто знает, так ли уж они иллюзорны, эти миры?
