Тетя Стёпа. Глава2
главы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8 , 9, 10 , 11 , 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22
Ну и к лучшему, что они не смогут приехать сегодня. А то сразу бы наткнулись на эти доллары, на кейс... Кстати, ты не смотрел, что это за кейс? Наверное, я и головой обо что-то приложилась в автобусе, потому что совсем не помню, откуда у меня эти чужие вещички. Господи! И что теперь с этим делать? Напряги свои мозги, Федька, ты наверняка что-то видел. Откуда ты вообще взялся возле автобуса? Куда-нибудь собирался ехать, шел к остановке и увидел меня на фоне всего этого безобразия? Значит, вспомни, что ты видел...
- Нет, - промычал Федор, который сидел с набитым ртом, и даже потряс головой.
- Что нет? Не видел или не ехал?
Федор наконец проглотил еду и ответил очень развернуто и вполне внятно.
- Никуда я не уезжал и ничего я не видел. Вернее я увидел тебя, когда ты вылезала из этого автобуса. А сначала я услышал, как чпокнулись машины, выглянул в окно и увидел... Все грязные, кое-кто с красным, а ты единственная полу зеленая. А тут этот мужик из иномарки дал по автобусу очередь из автомата... Ну, я звякнул ментам, а сам бросился тебя из этой кучи уводить. И вот видишь, правильно сделал. Что бы ты им там поведала о двух чужих вещичках? Да еще с таким содержимым. Интересно, что в кейсе окажется. По радио, телевидению, во всех автобусах, троллейбусах, поездах и метро с утра до вечера долдонят: «Не трогайте беспризорные вещи!» Но ты, конечно, не могла пройти мимо. Тебе обязательно надо было их прихватить.
- Не видела я никаких беспризорных вещей, - вяло отбивалась Степанида, у которой из головы никак не уходила мысль о том, что было бы, приволоки она эту сумочку с деньгами, когда дома были бы мама и дочь.
- Так значит, ты их все-таки сперла?! – изумился Федор.
- Отвяжись от меня! Ничего я не брала! Не знаю, как они у меня оказались! Я стояла в автобусе рядом со средним выходом. Левой рукой держалась за стойку. Когда автобус стукнулся и тормознул, всех по инерции дернуло вперед. Я пролетела в проход, треснулась о кого-то и отлетела прямо на колени какому-то мужику. Тут меня чем-то... ага! Точно! Твердой дамской сумочкой-сундучком по голове задело, и еще какая-то тетка с мешками пыталась на меня залечь, но ее спихнули. А потом ... Потом я помню только, что меня к дверям подпихивают и я выхожу из автобуса... И почему-то ступеньки от земли очень высоко были.
- Высоко, потому что нижняя ступенька лопнула и оторвалась.
- Ну, наверное. Мне было как-то странно. Все вокруг было как в кино без звука. Точно. Я ничего не слышала. Вернее, звуковой фон был, но я ничего не разбирала и не воспринимала. А потом ты ко мне подбежал, схватил меня за руку и потащил за собой. Вот тогда я начала слышать как обычно. Теперь все встало на свои места. Но больше я ничего не припоминаю. И эти сумка с кейсом – я понятия не имею, откуда они у меня. Ну какая сволочь мне их всучила?! – Степанида подперла подбородок рукой и мрачно уставилась в пейзаж за окном.
Пейзаж замечательный. Из окна на высоком этаже открывается прекрасный вид на укрытую густой зеленью Битцевского лесопарка усадьбу Трубецких, в которой теперь расположен Институт природы. Только в этот момент Степанида явно не разглядывала этот прекрасный пейзаж.
Федор внезапно встал и, подойдя к Степаниде, стал изучать ее прическу.
- Теперь понятно, - заявил он удовлетворенно, - Я думал у тебя прическа такая... То есть что ты нечесаная... А это у тебя шишка на голове. Ты что, совсем ее не чувствуешь?
Степанида пошарила рукой по голове и нащупала солидную шишку с левой стороны над ухом. Она и в самом деле совсем не чувствовала ее. До сих пор. Но теперь хоть понятно, почему она ничего не помнила. Все-таки ее порядком оглушило. Наверное, той самой сумкой-сундучком. Такой вот, на вид изящной, но очень твердой сумочкой попало именно ей. Почему не хозяйке этого дамского сундучка?
В этот момент мозги Федора, получившие в ходе ужина солидную подпитку, заработали снова, и он вспомнил, что хотел спросить у Степаниды, когда ворвался в квартиру. Увиденные посреди стола доллары помешали сделать это, но теперь он строго спросил Степаниду:
- Где ты подцепила этого мужика в сером костюме?
- Какого мужика?! – ошалело уставилась на него Степанида, - Ты в своем уме?
- Ну тот мужик, вспомни, в автобусе! Ты сама говорила, что сидела у него на коленях. Он сказал, чтобы ты позвонила и что-то там сделала. Там написано все – и телефон, и адрес, и как зовут.
Степаниде показалось, что от увиденного на остановке, где Федор даже помогал врачихе (она сама это видела из окна!), у Федора просто помрачился разум. Она надеялась, что временно. То есть на очень короткое время.
- Федя, тебе плохо? – слабым голосом спросила она, - Кто тебе что сказал? Где написано? Ты насмотрелся на раненых? Ты за меня переживал? Ты так странно говоришь, что я ничего не понимаю. Конечно, тебе пришлось возиться с тяжело раненным...
- Вот, вот! Я вижу, вы с ним оба тяжело ранены были. И оба самое тяжелое ранение поимели в голову! Твой мужик в сером пиджаке хоть что-то помнил о тебе. Видать запал на тебя.
- А тогда чего он вдруг с тобой разговорился? Я видела – он весь в гипсе, а шея и вовсе свернута. Это твой знакомый! Я с ним вообще не говорила. И я его вовсе не знаю, даже не видела совсем.
- Ты падала на него, он мне сказал. И еще ты сказала, что «вечно Степаниду на чужих дядек бросает.»
- Я так только подумала, а ничего не говорила . . . – пробормотала Степанида и покраснела, так как в ту же секунду вспомнила и некоторые другие свои мысли и выражения, которые пронеслись в ее голове в момент падения в автобусе ее самой и какой-то тетки на нее.
- Ага, так ты еще и заборные цитаты успела продекламировать, - догадался проницательный Федор, увидев румянец на бледном до той поры лице тетки.
- И все равно я никаких мужиков не знаю, не видела, не знакомилась. А ты сам с ним завелся, вот и собери мозги в кучку и расскажи членораздельно, какие записки, телефоны. Где они? Где ты их записал?
- Да ничего я не записывал! Это ты должна знать, где они. А я, когда во второй раз спустился на улицу, чтобы получше узнать, что же случилось, увидел этого мужика. Его как раз на носилки положили и, видно, неудачно. Он так застонал, почти завыл: «нога-а-а...» Ну, я и подошел. Нога у него, кстати, скорее всего не очень серьезно сломана. Я ее чуть поправил. И еще пару точек сигареткой прижег, чтобы боль уменьшить. Там ведь в тот момент всего три врача на тридцать человек случилось. Тут врачиха эта увидела, что я делаю, и говорит: «Ты что врач? Прижги еще пару точек, чтоб плечо и руку обезболить», - и понеслась за гипсом и лангетом. Ну, а мужику стало не так больно, да вообще он в сознании был все время. Не то что ты. Потом он говорит: «Наклонись, мне трудно говорить громко». А я в этот момент сразу подумал, что он просто не хочет говорить громко. Ну, к нему нагнулся, и он спросил: «Ты эту зеленую даму куда дел?» Я чуть на него не упал и подумал, что дядя все же слегка того, без кровли, похоже. Но потом сообразил, что это ты ему зеленой дамой привиделась и он четко знал, что ты не глюк. Ну и сказал ему, что домой тебя отвел. Тогда он и сказал, что «там в пакете есть записка в конверте для моего племянника». И адрес есть и телефон. «Пусть она, - говорит, - прочитает записку и все сделает. Но деньги пусть дает ему понемногу. Мальчик он с головой, но все же... А сейфик пусть в какую-нибудь рвань засунет и на балкон в барахло. Я встану на ноги и заберу. О нем лучше никому не знать...» Тут ему уже капельницу пристроили вскоре и понесли в машину, а он закрыл глаза и, по-моему, впал...
- Куда? – не поняла Степанида.
- В бессознанку, куда же еще? Я только узнал, что его в Боткинскую повезли и зовут его Василий Иванович Чернышов. Врачиха менту диктовала. Кстати, а сейф ты куда дела?
- Это ты его дел, ты с ним «разговоры беседовал», - процитировала Степанида любимую поговорку своего покойного отца, который до последних дней своей долгой жизни легко занимался словообразованием и потому всегда запросто расшифровывал любой молодежный жаргон. – Вот и ищи его.
- Ни фига. Я с сейфом не беседовал и я даже с ним не знаком. Давай сумку смотреть, где там записки, конверты, телефоны... – Федор сунул грязную посуду в раковину, смел со стола крошки и решительно взялся за пластиковую сумку, которая до сих пор красовалась посреди стола.
Он аккуратно перевернул ее и осторожно вытряхнул содержимое на стол. Десять пачек стодолларовых купюр, перетянутых банально по-русски резиночкой, они отодвинули в сторону и накрыли салфеткой, решив, что считать их будут потом. В сумке был еще батон белого хлеба, полбатона хорошей (судя по запаху) колбасы, упаковка новых мужских носков, небольшая мужская барсетка с органайзером, сложенный вчетверо лист писчей бумаги, на одной стороне которого было написано «Передать Виктору, тел. 495-16-17. Еще был конверт. На нем ничего не было написано, и он не был заклеен. Федор развернул листок и протянул его вместе с конвертом Степаниде.
- Он тебе велел прочитать, - заявил он, - Я исполняю его волю.
- Он не покойник. И почему это он мне что-то велел? Повелитель в гипсе!
- В сером пиджаке и с лангетом белым на одной руке... Кончай бормоталку, читай, - потребовал Федор.
- «Витя, раз эта записка у тебя, значит, я немного болен. 1) 10 тыс. долл. отдашь Филимоновым. Никакой сдачи не брать! 2) 15 тыс. долл. Отдашь Когану. Сдачи не брать! 3) Тысячу обменяешь и оплатишь счета за квартиру, телефон в Москве и в Рыбаково, купишь продукты, проездной. 4) Если получишь деньги не от Алевтины, то ты в помощь этому человеку. 10 тыс. долл. до конца года на жизнь, компьютер и учебу. 65 тыс. держи у доверенного лица; хоть закопай, но старайся не тратить. 5) На самом деле я буду в порядке. Если окажусь в больнице и смогу сообщить, то как обычно. Ты ко мне не приезжай, сам знаешь почему. Твой дядька, Чук.»
Услышав эти слова, Федор захихикал:
- Нет, я не могу!.. Тетя Степа, дядя Чук! Ну как вам было не встретиться!
- Сначала он нашел своего Гека! – ткнула Степанида пальцем в Федора, - Погоди, тут еще приписка есть. Только разобрать трудно. Он ее, похоже, после аварии нашкрябал... Ага, так... поняла: «Поранился в автоб...и тут дырка, -читала Степанида, - слушай Степаниду ангел послал, если что - к ней. Если не дам знать 2 недели, смотри конверт Дай денег Степаниде.
Степанида аж дышать забыла от изумления и гнева. Но жить ей еще не надоело и она, наконец, снова задышала.
- Нет, что за наглость! Ну погоди, Чук! Я тебе так гекну, что автобус милостью покажется! Что ты ржешь?! Веселье будет, когда нас племянник дяди Чука развлекать начнет с этими тысячами!.. А ну, садись! Деньги считай! Я к ним прикасаться не желаю. – В гневе Степанида могла говорить очень долго. И сейчас, не прекращая своего выступления, в котором проявилось глубокое знание классического произведения до сих пор любимого всем российским народом А. Гайдара, она демонстративно встала из-за стола и принялась яростно мыть посуду.
****